Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов

разбит. Победа будет за нами!» Мы этого добились в долгой и тяжелой борьбе. Вместе с нашими демократическими союзниками мы победоносно завершили освободительную войну в Европе. Мы должны закрепить нашу победу во имя свободы народов, во имя благополучия, культуры и прогресса человечества[779].

Молотов спешил в Москву. Обратный путь пролег по тому же маршруту — через Аляску и Сибирь. В городах, где делал посадку самолет, народ широко праздновал Победу. В Якутске видели бочки со спиртом, из которых его могли в неограниченных количествах черпать все желающие. На радостях в свитский самолет даже запихнули вольер с козами.

Вернувшись в Москву, Молотов оказался за столом у Сталина. Прозвучал тост:

— Выпьем за нашего Вячеслава! Дипломатия играет порой куда большую роль, чем одна или две армии!

Глава третья

АРХИТЕКТОР ХОЛОДНОГО МИРА. 1945-1949

Демократическим правительством является такое, которым довольно большинство народа, а не иностранные корреспонденты.

Вячеслав Молотов

В Потсдаме

24 мая 1945 года. «Ровно в восемь вечера в зале появились руководители партии и правительства. Как взрыв потрясли своды Кремлевского дворца оглушительные овации и крики “ура!”. Они, кажется, длились бы бесконечно… Когда постепенно зал утих, маршалы Советского Союза были приглашены за стол президиума… Раздался звонок председательствовавшего В. М. Молотова, и в наступившей на какой-то миг тишине он провозгласил тост за бойцов-красноармейцев, моряков, офицеров, генералов, адмиралов. За ним последовал тост за великую Коммунистическую партию.

Последний тост произнес Сталин. Как только он встал и попытался говорить, его слова потонули в море аплодисментов. Когда немножко утихли, Сталин сказал:

— Разрешите мне взять слово. Можно?

И Сталин произнес свое известное слово о русском народе…

— Он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Речь Сталина постоянно прерывалась шквалом долго не смолкавших оваций, поэтому его короткий тост занял чуть ли не полчаса«[780]. Такого подъема духа в кремлевских стенах не было никогда.

24 июня в 9.45 на трибуну Мавзолея поднялись члены Политбюро и военачальники. Слева от Сталина встал Ворошилов, справа — Буденный, за ним — Молотов в черном наркомовском мундире. Над колоннами фронтов море боевых знамен. «Смир-но-о-о-о!» Командующий парадом Константин Рокоссовский на вороном коне устремляется навстречу Георгию Жукову, выехавшему на светло-сером скакуне из ворот Спасской башни. Мощное раскатистое «ура» над Красной площадью в ответ на поздравления с Победой — от полка до полка. «Славься!», речь Жукова. Торжественный марш, который открыл сводный полк Карельского фронта во главе с маршалом Мерецковым. Замыкают победный марш моряки во главе с вице-адмиралом Фадеевым. Едва последние шеренги сводных полков миновали Мавзолей, боевые марши сменились барабанной дробью. Двести воинов несли склоненные к земле штандарты разгромленных фашистских дивизий и, поравнявшись с Мавзолеем, бросили их к подножию. Ради этой минуты стоило жить.

Роль Советского Союза в войне была очевидна: он разбил 80 процентов немецких дивизий, потеряв 27 миллионов человек в фашистской машине истребления. Нет семьи, которую обошла бы трагедия войны. Экономическая цена войны для СССР была колоссальной. Молотов говорил на первом после Победы торжественном заседании по поводу годовщины Октября:

— Немецко-фашистские оккупанты полностью или частично разрушили и сожгли 1710 городов и более 70 тысяч сел и деревень, сожгли и разрушили свыше 6 миллионов зданий и лишили крова около 25 миллионов человек. Среди разрушенных и наиболее пострадавших городов имеются крупнейшие промышленные и культурные центры страны: Сталинград, Севастополь, Ленинград, Киев, Минск, Одесса, Смоленск, Харьков, Воронеж, Ростов-на-Дону и многие другие. Гитлеровцы разрушили и повредили 31 850 промышленных предприятий, на которых было занято около 4 миллионов рабочих и служащих. Гитлеровцы разорили и разграбили 98 тысяч колхозов, в том числе большинство колхозов Украины и Белоруссии. Они зарезали, отобрали и угнали в Германию 7 миллионов лошадей, 17 миллионов голов крупного рогатого скота, десятки миллионов свиней и овец. Только прямой ущерб, причиненный народному хозяйству и нашим гражданам, Чрезвычайная Государственная Комиссия определяла в сумме 679 миллиардов рублей (в государственных ценах)[781].

Советское поколение Победы спасло человечество. Это понимали все на планете в 1945 году. Этого многие не понимают сейчас. Советский Союз выиграл войну и считал себя вправе играть весомую роль в формировании условий послевоенного мира, решая при этом исторические задачи Российского государства. «Сталин не раз говорил, что Россия выигрывает войны, но не умеет пользоваться плодами побед, — подтверждал Молотов. — Русские воюют замечательно, но не умеют заключать мир, их обходят, недодают. А то, что мы сделали в результате этой войны, я считаю, сделали прекрасно, укрепили советское государство. Это была моя главная задача. Моя задача как министра иностранных дел была в том, чтобы нас не надули»[782].

Но Западе причины холодной войны видятся в советской политике коммунизации Восточной Европы. Стратегия Москвы заключалась в том, чтобы иметь в освобожденных странах правительства, словами Молотова, «независимые, но не враждебные». Предлагалась тактика блокирования коммунистов с демократическими силами, тем более что до второй половины 1947 года ни в одной из восточноевропейских стран компартии не имели возможности получить полноту власти парламентским путем. Имело место сочетание «натягивания советского пиджака» на освобожденные страны с очевидным ростом социалистических настроений и социальной базы для режимов «народной демократии»[783]. В Финляндии, Норвегии и Австрии, где компартии были слабы, политики советизации вообще не проводилось.

Чтобы обнаружить истоки холодной войны, полезно заглянуть в Вашингтон. В годы Второй мировой войны во внешнеполитическом истеблишменте США доминировали «оптимисты» (к числу которых относился и Рузвельт), которые не считали СССР имманентно враждебной державой. «Пессимисты», преобладавшие в Государственном департаменте и военной разведке, полагали, что усиление СССР представляло собой угрозу для Соединенных Штатов[784]. К числу «пессимистов» принадлежал, безусловно, и президент Трумэн. После войны на долю США приходилось 60 процентов мирового ВВП, четыре пятых золотых запасов и две трети торговли на планете. Вооруженные силы превышали 12,5 миллиона человек, флот был больше, чем у остальных стран мира, вместе взятых, огромными возможностями располагала стратегическая авиация. Беспрецедентный потенциал проецирования мощи вскоре подкрепится ядерной монополией Соединенных Штатов. Все это порождало уверенность в превращении XX века в американский. «Подобная роль отвечала проведению становившейся традиционной американской политики, направленной на предотвращение господства какой-либо одной страны в Европе либо в Азии»[785], —подчеркивал гарвардский геополитик Самюэль Хантингтон.

В то же время опыт двух мировых войн, шок Пёрл-Харбора породили в США комплекс уязвимости. Отсюда — установка на поддержание боеготовности на уровне, достаточном для разгрома любого потенциального противника,